«Я ЖИВУ, НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ПО-ПРЕЖНЕМУ, ВЕДЬ И НА ВОЙНЕ БЫВАЕТ НЕ ВСЕ ОДИНАКОВО…».
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА И ПОСЛЕВОЕННОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ В ПИСЬМАХ Ю.И. МЕНЯКИН
Авторы: М.В. Никулин, И.Ю. Менякин
Аннотация. Юрий Иванович Менякин (1925–2002) – советский архитектор, художник-график, заслуженный архитектор РФ, почетный гражданин г. Саратова, лауреат премии Госстроя СССР, член-корреспондент Российской Академии архитектуры и строительных наук. Ю.И. Менякин — автор ряда архитектурных проектов и сооружений в Волгограде (застройка проспекта им. В.И. Ленина, 1956 г.; братская могила на площади им. В.И. Ленина, 1958 г. и др.) и Саратове (памятник В.И. Ленину на Театральной площади, 1969 г.; памятник саратовцам, погибшим в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – «Журавли», 1982 г.; проект пешеходной зоны в центре г. Саратова на проспекте Кирова (в качестве руководителя творческого коллектива), 1985 г.; памятник К.А. Федину, 1986 г.; и др.). Будучи участником Великой Отечественной войны, Ю.И. Менякин оставил множество свидетельств о том периоде, в первую очередь это письма, фотографии и рисунки. Близкий родственник Юрия Менякина, И.Ю. Менякин, сохранивший фонд эпистолярных документов, предоставил необходимые материалы для данного исследования, представляющего собой репрезентацию фрагментов переписки за 1944 – 1947 гг. В содержании писем Ю.И. Менякина запечатлены характер молодого солдата и офицера Красной Армии, впечатления военной повседневности, личные переживания, мечты и надежды. Тема Великой Отечественной войны и памяти о ней была одной из центральных в строительно-архитектурном творчестве Юрия Менякина, что проявилось в главной его работе – подлинном шедевре советского модернизма и одном из символов г. Саратова – памятнике «Журавли».
Ключевые слова: Юрий Иванович Менякин, Великая Отечественная война, фронтовые письма, патриотизм, память о войне, культурное наследие.
- Никулин Михаил Викторович, ведущий архивист сектора оцифровки и копи- рования документов Государственного архива Саратовской области (ГАСО), магистрант кафедры истории России и археологии Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского.
- Менякин Иван Юрьевич, экскурсовод, краевед, врач-психиатр.
«I LIVE, ONE CANNOT SAY, STILL, BECAUSE NOT EVERYTHING IS THE SAME IN WAR…».
THE GREAT PATRIOTIC WAR AND POST-WAR
RECONSTRUCTION IN THE LETTERS OF YU.I. MENYAKIN
M.V. Nikulin I.Yu. Menyakin
(Saratov, Russia)
Annotation Yury Ivanovich Menyakin (1925-2002) was a Soviet architect, drawing artist. Honored Architect of the Russian Federation, honorary citizen of Saratov, laureate of the USSR Gosstroy Prize, corresponding member of the Russian Academy of Architecture and Construction Sciences. Author of a number of architectural projects and structures in Volgograd (development of Lenin Avenue, 1956; mass grave on Lenin Square, 1958, etc.) and in Saratov (monument to Lenin on Teatralnaya Square, 1969; monument to Saratov citizens who perished. Lenin Avenue, 1956; the mass grave on Lenin Square, 1958; etc.) and in Saratov (monument to Lenin on Theater Square, 1969; monument to Saratov citizens who died in the Great Patriotic War of 1941-1945, the monument «Cranes», 1982; project of the pedestrian zone in the center of Saratov on Kirov Avenue (as the head of the creative team), 1985; monument to K.A. Fedin, 1986; etc.). As a participant of the Great Patriotic War, he left many testimonies about that period, primarily letters, photographs and drawings. In cooperation with a close relative of Yuri Menyakin — I.Yu. Menyakin, who preserved the fund of epistolary documents, the author conducted a study of his correspondence for 1944 — 1947, where the character of a young soldier and officer of the Red Army, his joys and worries, dreams and hopes manifested themselves in all their glory. In the future, the theme of the Great Patriotic War and the memory of it will become one of the central themes in the construction and architectural work of Yuri Menyakin, which will manifest itself in his main work — a true masterpiece of Soviet modernism and one of the symbols of Saratov — the monument «Cranes».
Key words: Yuri Menyakin, Great Patriotic War, front letters, patriotism, war memory, cultural heritage.
Великая Отечественная война затронула каждую советскую семью, отразившись на многих человеческих судьбах. Одним из важнейших свидетельств о трагическом и героическом для нашей страны времени являются источники личного происхождения (эго-документы), в том числе частные письма солдат, офицеров, их родных. Главная их ценность в том, что они позволяют выстроить эмоционально-психологическую картину войны, дать этому глобальному событию человеческое измерение и перспективу, «антропологизировать» его.
По замечанию некоторых исследователей, письма имеют значи- тельное преимущество перед другими типами эго-документов (дневники, воспоминания) благодаря передаче непосредственного восприятия эпохи и исторического события. Они как бы фиксируют в себе «задержанный на миг момент времени», не отличаясь целостностью или концептуальностью авторской мысли. Письма практически всегда являлись продуктом быстрой реакции и спонтанных мыслительных формулировок. В отличие от мемуаров, в которых взгляд на «вспоминаемое» прошлое неизбежно искажен настоящим, и даже в отличие от дневниковых записей, где происходящие события и процессы, как правило, подвергаются переосмыслению, письма неразрывно связаны с конкретным моментом своего написания, их действительность полностью синхронна с прошлым индивидуума, что определяет их значение в качестве исторического источника.
В центре данной статьи переписка фронтовика-разведчика и переводчика Ю.И. Менякина с родными в тылу. Спустя десятилетия Менякин станет главным архитектором Саратова и подарит городу множество памятников, в том числе знаменитый монумент «Журавли», посвященный памяти уроженцев Саратовской земли, не вернувшихся с войны. В основной идее этого памятника («Светлая память – светлая печаль») отразилось и личное мировоззрение автора-фронтовика, его собственное восприятие Великой Отечественной войны и элементы личной памяти о коллективном прошлом.
Письма Ю.И. Менякина к родным (преимущественно к матери) написаны в период с февраля 1944 г. по 1947 г. Они охватывают период от завершающих этапов его обучения в военном училище г. Орджоникидзе (он же г. Дзауджикау, ныне г. Владикавказ) до окончания службы в Восточной Пруссии переводчиком с немецкого языка. Следует отметить, структура большинства писем Ю.И. Менякина схожа с шаблонами среднестатистических фронтовых писем. Они имеют вводную часть, состоящую из указания адреса, даты написания, а также схематичного приветствия: «Добрый день, дорогая мама!», «Здравствуй, мама!» и т.п. Далее обычно писались типичные для сообщений того времени заверения: «Живу по-прежнему», «Жив-здоров» и т.п. В основной части шли расспросы о состоянии домашних дел и про родственников наряду с рассказом о собственных делах и недавних впечатлениях. Наконец, заключительная часть состояла из просьб писать чаще, передать привет родным и близким с завершением в виде шаблонного прощания: «Целую крепко, Юрий» и т.п. Схематичность писем, однако, нисколько не снижает их информативной ценности. Они раскрывают самые различные аспекты жизни того периода, в первую очередь характер личных взаимоотношений солдата-победителя с родственниками, бытовую сторону войны и послевоенного восстановления, создавая описание событийной истории через призму персонального восприятия.
Война для Юрия Ивановича началась еще в декабре 1942 г., когда он ушел добровольцем на фронт в возрасте 17 лет. Менякин принял участие в Сталинградской битве, в которой получил ранение в руку и воспаление легких. До июня 1943 г. состоял рядовым пехотинцем, затем был направлен в Первое Краснознаменное Орджоникидзевское военное пехотное училище.
В письме из г. Орджоникидзе к матери от 13 февраля 1944 г. Меня-кин пишет: «Ученье мое уже подходит к концу, увижу ль я тебя в этом году, сказать не могу, но надеюсь. Жизнь моя по-прежнему незаметно и беспечно бежит, и не жаль мне, что так уходят мои дни, даже хочется, чтобы скорей прошел этот год и пришла другая жизнь» (в этом и остальных эпистолиях орфография и пунктуация автора сохранены – М. Н.).
В следующем письме, написанном в конце марта – начале апреля 1944 г. (точная дата не обозначена), Ю.И. Менякин сообщает о скором своем прибытии в Новочеркасск, находившийся относительно недалеко от его малой родины (село Большая Мартыновка в Ростовской обл.), и поэтому выражает надежду на скорую встречу с матерью: «Погода у нас здесь теплая и снег остался лишь в горах. Но если бы вы знали, как хочется увидеть родные поля и деревни и дорогой мне простор степи… Я очень счастлив тем, что скоро поеду туда, на родину, и может быть увижу тебя, дорогая мама. Письма можно писать мне по старому адресу, изменить только название города: не Орджоникидзе, а Дзауджикау, так теперь называется этот город».
Однако встреча с матерью не состоялась. Ввиду этого Юрий Ивано- вич написал 10 мая 1944 г. достаточно подробное, полное печали письмо: «Пишу письмо по приезду из города Новочеркасска. Я очень много ожи- дал от этой поездки – увидеть тебя, узнать как ты живешь, во многом успо- коить себя, «проулыбаться» немного, увидать родную землю, а самое важное тебя. И вот я уже вернулся, с неприятным ощущением обманутых надежд. Приехав в Новочеркасск, я пошел и вскорости позвонил в Мартыновку на тетю Олю, так как я до сих пор не знаю твоего нынешнего адреса. До первого мая я с намерением ожидал тебя и тетю Олю, но так и не дождался. На праздник мне и моим друзьям удалось выпросить отпуск на 3 дня, и мы вышли, о том, как мы шли, ты можешь судить сама – от Новочеркасска до Большой Орловки мы прошли за день, лишь немного прихватились ноги, а ведь это более ста километров. В Орловке в ту ночь как раз прошел сильный дождь, и мои надежды добраться до Мартыновки (я рассчитывал сделать это на велосипеде) не удались, а идти пешком не было никакой возможности. Во-первых, ты сама представляешь, как болели мои ноги, а во-вторых, ночью мы снова отправлялись назад, это бы выдержать срок, снова чуть ли не бегом ста километров. Я понадеялся, это вам удастся дойти подвозом или в крайнем случае добраться до вечера пешком, но… не знаю, что там вам помешало, пришлось идти, не повидавшись и даже ничего не узнав. Конечно, это очень обидно и неприятно и для тебя и для меня, но ничего не поделаешь, прошу только, напиши хоть одно подробное письмо о своей жизни… В Новочеркасске я был с 11 апреля по 3 мая, приятно было чувствовать себя недалеко от родины, родного дома, от постоянной надежды увидеть тебя и от того же неприятно было ехать назад».
Каждая весточка от матери – большая радость для Юрия Ивановича, его личный праздник. На одну из них, полученную вскоре после не оправдавшей надежд поездки в Новочеркасск, он ответил письмом от 19 мая 1944 г., где отметил ее не меньшее желание повидать сына:
«Мама! Неужели ты прошла за день почти 10 км!? Я представляю твое горе, когда ты не застала меня, надеюсь, матери моих друзей тебе понравились и вы будете теперь добрыми знакомыми, такими, какие мне друзья, их сыновья. Меня удивляет, что тетя Оля не могла достать подводы, может быть тогда бы мы и повидались». Эта встреча должна была состояться перед отправлением Ю.И. Менякина на 3-й Белорусский фронт и в случае трагического стечения обстоятельств могла бы стать последней. К счастью, войну он и его мама пережили, несмотря на грозившие опасности.
В июне 1944 г. Менякин послал матери свой «последний привет с Кавказа». В июле он уже пишет: «Побывал в Москве, в родном для нас жилом доме. Видел разрушенные города и села в Белоруссии, купался в Днепре». Первый непосредственно фронтовой привет был написан для матери 17 августа 1944 г.: «Тебе, наверное, уже известно, что немец бежит и скоро он будет загнан в границы Германии и там окончательно уничтожен. Наши войска уже в некоторых местах вплотную подошли к границам В. Пруссии, вот отсюда- то и посылаю тебе свой первый фронтовой привет… Если долго не будет писем, то не волнуйся и ничего не придумывай – письма могут и не доходить, потому что расстояние очень большое, а время военное».
Письма с фронта, как правило, более лаконичны и чувственны. Юрий Иванович, помимо стандартной информации о жизни родственников, мог вкратце поделиться личным виденьем хода войны, как в письме от 25 августа 1944 г.: «Сейчас я между Смоленском и Минском, а еду на третий Белорусский фронт. Немцы разрушили и опустошили города Белоруссии. Сейчас один за одним идут эшелоны с немецкими пленными». В письме от 3 октября 1944 г. с примечательным заголовком «Привет из блиндажа!» Юрий Иванович допустил немного лирики: «Наконец, сегодня, 3 октября получил долгожданное письмо от тебя. Уже начинало темнеть, и немцы сильно стреляли, они всегда к ночи открывают сильный огонь – боятся. Когда мне передали твое письмо, я прочитал его с радостью у солдат- ского каганца и сейчас же начал писать ответ, хотя и не знаю, с чего начать. Из твоего письма я вижу, что вам приходится жить трудно, особенно тебе, я думаю, одной одинешенькой трудней всего. Мама! Почему ты не пишешь мне, у кого ты живешь на квартире и как проводишь свободное время?…». Даже тешит себя милыми воспоминаниями из детства: «Дорогая мама! Ты, конечно, не обижайся на меня, но мне смешно и радостно, когда я прочитал в твоем письме вместо «фасоля» «хвасоля», я вспомнил, как ты журила меня за то, что я передразнивал тебя маленьким… а как это приятно вдали от дома». Немного написал и об особенностях собственного рациона: «Ты пишешь про арбузы – нет, в этом году я их не кушал, но кушал, редкость для вас, брюкву – здешний фрукт».
На войне Менякин не забывал о полезном для себя виде творчества – рисовании, о чем свидетельствует письмо от 12 октября 1944 г.: «Мама! Посылаю тебе рисунок, который рисовал на берегу Днепра во время одной долгой остановки. Он не очень удачен и на плохой бумаге, но все-таки память и мне нравится. Ценны ли мои рисунки, напиши обязательно и береги их для меня».
Письмо от 27 октября 1944 г. особенно значимо тем, что запечатлело восприятие фронтовиком Менякиным близкого к поражению противника, на чью землю он ступил: «Когда я пишу тебе письмо, мне хочется сказать тебе что-нибудь приятное, хорошее, успокоить тебя, и я тогда долго думаю, чтоб написать именно такое письмо. Сегодня же у меня хорошо и ра- достно на душе: я шлю привет из Германии, с далекой земли проклятого врага, я знаю, что ты будешь рада за своего сына, который в первых рядах идет к развязке, с таким нетерпением к ожидаемому концу, к счастливой встрече тех, кто останется в живых». Юрий Иванович даже решил немного рассказать о внутреннем состоянии Германии: «…в ее добротных домах помещиков-юнкеров чувствуется награбленное всех стран, а отсутствие жите- лей говорит о великой боязни их перед нами, о том, что они почувствовали всю преступность своей жизни за счет войны и грабежа, и бегут теперь не зная куда».
Рис. 1. Карандашный рисунок Ю.И. Менякина (автопортрет). 1945 г. Нарисован на оборотной стороне немецкого плана дома.
Письмо от 13 ноября 1944 г. по содержанию – настоящая картина природной идиллии: «Мне хочется написать немного о том, где пришлось побывать. Особенно интересным местом мне показался Роминтенский заповедник, в котором мне пришлось быть несколько дней. Это огромный, большей часть искусственно насаженный лес, в котором охранялись разные виды жи- вотных, которые в основном предназначались для охоты для известного фашистского их главаря Геринга, об этом заповеднике и о том, как он был взят, тебе, наверное, известно из газет. Животные почти не боятся людей, мне лично несколько раз удалось встретить благородного оленя, косуль и множество зайцев. Можно было бы поохотиться, но не бывает времени. Здесь уже осень – только началась, зеленеют лишь ели, а вообще в Вост. Пруссии осень скучная и однообразная, не то что наша Белоруссия или Литва. Очень соскучился по родным бескрайним степям и по маленьким веселым домикам наших хуторов. Уже несколько раз шел снег, но это тоже не такой снег как у нас бывало, радостный первый снежок укроет всю степь и она являет уже новую прекрасную картину, и ничуть не напоминает о холодной и безрадостной зиме, а всегда как-то непонятно радует и навевает приятное раздумье». Увы, воспоминания о доме прерываются недружелюбной реальностью: «Я сейчас сижу в холодной землянке, которая сделана из сосновых бревен, вставлена в кольцо и горит железная печурка – ты же знаешь, что мы сейчас ощущаем, вообще для фронтовиков это самый роскошный дом, да при том мы недалеко от фронта…».
В письме от 26 ноября 1944 г. отражены витавшие тогда в войсках настроения: «…кому-нибудь из командования и рядовых кажется, что война вот-вот кончится и от этого нетерпеливо хочется снова вперед, и эта радость души затемняет все трудности и ужасы войны, а самовольная мечта, не боясь ничего уже, далеко, далеко улетает». Дальнейшие фронтовые приветы отличаются скупостью на информацию, хотя и в них имеются интересные моменты, такие как данная шутка в письме от 21 декабря 1944 г.: «У нас даже ходить свободнее, чем у вас – волки не бегают, их здесь нет, а фрицы присмирели». События на фронте Менякин не стремится описывать подробно, отсылая мать к газетам: «Не беспокойся обо мне, читай в газетах про мой 3 Белорусский фронт». Возможно, в этом плане Юрий Иванович не только учитывал военную цензуру, но и не хотел фокусировать внимание на ужасах войны, считая это вредным и для себя, и тем более для дорогой матери.
События последних этапов войны бурно резонировали в сердце Юрия Ивановича, как и у миллионов советских солдат и граждан. Это проявилось в январском письме 1945 г.: «Я живу, нельзя сказать, по-прежнему, ведь и на войне бывает не все одинаково, что происходит на 3-м Белорусском, не скажу, ведь ты должна знать это из газет. Для нас всех и для вас, конечно, сегодня большая радость: взята Варшава, наши берут с успехом соседние города». В письме от 6 февраля 1945 г. он не поскупился на подробности: «Ты мне пишешь, что у вас зима, а здесь уже начинается весна. Притом мы уже у моря, ты можешь, если интересуешься, примерно увидеть мое местоположение, на карте мы уже западнее Кенигсберга. Мама! Внимательно читай газеты и следи за международными событиями, а также за тем, как про- двигается твой сын, и чем дальше он уходит от тебя, тем ближе день встречи, что ты должна понимать. Как радостно сейчас на душе, хоть и угнетает постоянная напряженность боев – ведь до Берлина уже 80 километров. Мама! Сегодня мы штурмуем один «Замок» – память старых, рыцарских времен. Он расположен среди большого парка, окружен каменной оградой и валом, он был очень красив, этот замок, как на старинной, сказочной картинке, сейчас он разрушен после упорных боев, почти все деревья огромного парка срезаны и изуродованы пулями и осколками, немцы сейчас упорно обороняются, ведь мы их сталкиваем в море, они используют каждый подвал, каждый холмик, песок». Как он далее указал, такое пространное письмо дала время написать артиллерийская перестрелка, приостановившая штурмовые действия.
В письме от 21 марта 1945 г. Юрий Иванович сообщает, что оказался в госпитале, но тревожиться не нужно: «Чувствую себя прекрасно, так что мое настоящее тебя не должно беспокоить, а наоборот – я сейчас в постели и читаю книги, слушаю музыку и прочее. Мама! Может, тебе будет удивительно, но хочется снова быстрей попасть на свое место…». И опять он ушел в легкую лирику: «Сегодня на постелях я встретил первый полный света и тепла день весны. Меня очень взволновала картина маленькой рощицы, изуродованной снарядами, которая оживленная началом весны зеленела, не смотря на свои раны». Письмо от 5 апреля 1945 г. и вовсе насыщено воодушевлением: «Вы, наверное, все чувствуете, какими быстрыми шагами пошла война к своему концу. Каждый день радует новыми поводами. Мама! Пиши обязательно, где работаешь, как начали весенний сев и какая весна в этом году. Здесь уже начинает все зеленеть понемногу, но весна не красит эту скучную, некрасивую страну. Смотришь, красивенькая роща, и подойдешь ближе – она вся в проволоке кругом, бетонные доты, бесконечные надолбы и всякий русский человек удивляется, когда узнает, что это строили немцы еще в 33 году…».
Наконец, письмо от 3 июня 1945 г., написанное после первого Дня Победы, сохранило в себе светлое настроение триумфа советского народа: «Получил твое письмо, в котором ты поздравляешь меня с победой, я очень ждал его, и теперь спокоен – мать поздравила меня с победой». К письму была приложена фотография, историю появления которой Юрий Иванович решил рассказать в подробностях: «Ты, наверное, знаешь, что город Пиллау был последним городом в В. Пруссии. Когда был взят Пиллау (29 апр.), мы пошли дальше через морской канал и наступали дальше. Там я нашел фотоаппарат. Когда мы 8 мая вернулись в Пиллау, нас ночью встретила весть об окончании войны с Германией, мы подготовились утром как можно лучше отметить этот день. И вот, не раздеваясь мы дождались утра, и в том одеянии, в котором воевали, вышли и повеселились. Я попросил одного «щелкнуть», когда мы подняли рюмки за победу. Это очень дорогая для меня фотокарточка, и я посылаю ее тебе».
Долгая кровопролитная война кончилась, но Юрию Ивановичу пока не дозволялось вернуться к мирной жизни, что стало главной темой его послевоенных писем. Так, в письме от 18 июня 1945 г. он писал:
«Живу я по-прежнему и все там же в Пруссии. Жизнь моя стала похожа на ту, помнишь я тебе описывал ее, когда был в училище. Сейчас у меня да у всех, наверное, мечта попасть как можно быстрее домой. Ты, вероятно, знаешь, что у меня есть еще одна мечта – ехать учиться, и вот если она не мучит меня, так не дает покою, вот и знаешь ли, если не удастся уйти из армии, то это будет для меня большим несчастьем – ты же знаешь, как я люблю и хочу учиться. Но однако я имею надежду, и это меня немного успокаивает». Там же он просит маму подробнее написать, как течет жизнь на малой родине: «Я даже не представляю, как там вы живете в Мартыновке, помнится, что я уже 10 лет не был. Встречались ли тебе из Б. Орловки Берестовы или Бурдюковы, ведь Иван и Николай погибли, для меня это такое же горе, как и для их родных. Я им сейчас не пишу – ведь им будет больно слышать голос чужого сына, который оказался счастливее их сыновей».
Рис. 2. Пиллау (ныне г. Балтийск, Калининградская обл.). 09.05.1945 г. «На память лю- бимой маме о дне Победы от Леньки, Юрки, Пашки».
Свою жизнь в Восточной Пруссии Менякин хорошо описал в письме от 21 июня 1945 г.: «Я сейчас живу спокойно, так что со мной ничего не может случиться. Сейчас здесь, в Пруссии стоит хорошая солнечная погода и природа везде очень красива и временем года своим, и прекрасной гармонией пышных лесов и лесочков с пестрыми лугами и полями. Сейчас уже начались сельскохозяйственные работы. Сегодня был на сенокосе – запах свежескошенного сена, давно позабытая картина мирного труда, опьянили и очаровали меня. Здесь протекает река Алле, которая в точности напоминает Сал и вообще в душе господствует дума как можно скорее увидать свою родину, так что все на полном шагу напоминает ее, и то что она далеко, и что ее еще нескоро увидишь. Здесь почти нет девственных лесов – они в большинстве своем насажены и являются заповедниками. Я уже несколько раз ходил на охоту, попадаются козы, кабаны, зайцы и иногда олени». Тут заметно противоречие с одним из предыдущих писем еще военного времени, где Пруссия обозначена как «скучная, некрасивая страна». Вероятно, в условиях восстановленного мира прусские рощи, холмы, поля и речушки больше не казались солдату-освободителю таящими в себе угрозу объектами на территории врага, поэтому он получил возможность насладиться их природной красотой в полной мере.
Ю.И. Менякину, выполнившему свой долг по защите Родины, хо-телось поскорее продолжить службу в гражданском русле, что отразилось в письме от 28 июня 1945 г.: «Сейчас в моей жизни пока нет ничего но- вого, правда все время натянутое состояние, для меня вопрос, уйти в гражданку или остаться в армии, имеет большое неизменное значение, и вот я сейчас пока не знаю, что будет и поэтому никак не обещаю тебе, а также и себе». В письме от 19 августа 1945 г. раскрываются отдельные подробности быта: «Очень неприятно слышать, что урожай в этом году плохой. Мы здесь тоже занимаемся уборкой, да у нас здесь совсем другая беда – дожди идут беспрестанно. Мама! Насчет отпуска пока точно ничего не могу сказать, но, вероятно, в этом году удастся. О своей жизни ничего нового сказать не могу, все по-прежнему. Мама! Ты удивляешься, что мы такие худые, а мне кажется, что мы все-таки живем лучше вас. Ты мне даже не пишешь, чем ты питаешься и достаточно ли у тебя хлеба».
В письме от 18 октября 1945 г. не скрывается печаль ввиду невоз- можности скорого отпуска из-за перевода в другую воинскую часть:
«Мне очень тяжело было уходить из своего полка, ведь я в нем служил больше года, был два раза ранен, получил два ордена, а сейчас как гость, а самое главное, теперь мне трудно будет уехать в отпуск, поэтому я не обещаю в скором времени быть дома. Сейчас я все там же в Пруссии, которая надоела ужасно. Представь себе разрушенный и сожженный город, где кроме военных никого не встретишь, а ведь как хочется увидеть снова мирную жизнь, хотя бы лишь увидеть, не говорю о том, что жить самому, эта мечта кажется неосуществимой. Я тебе, кажется, уже писал, что я страшно хочу уйти из армии, чтоб работать и учиться, пусть это будет трудно, я привык к таким трудностям, но это будет жизнь, а не просто существование, на которое я обречен в армии». Далее немного делится личными увлечениями: «Сейчас я живу один пока без друзей, но скучаю не очень, изучаю немецкий язык – я уже им немного владею, уже даже могу читать книги, а так как русской литературы нет, то это мое единственное удовольствие. Достал на немецком языке «Три мушкетера», «Декамерон», «Гете» и др. Хочу заняться фотографией, имею неплохой аппа- рат, вот тогда я тебе покажу, что из себя представляет В. Пруссия». В следующем письме от 11 декабря 1945 г. даже написал о своих предпочтениях в кино: «У нас кино бывает почти каждую неделю, но, к несчастью, показывают только военные картины, которые приносят только тяжелые воспоминания о войне и о тех, кого мы уже никогда не увидим, так что я часто предпочитаю почитать книгу, чем идти на какую-то картину».
Спустя более чем полгода в письме от 23 июня 1946 г. Менякин пишет о возрождении нормальной жизни в бывшей Пруссии: «Я сейчас в самом Кенигсберге. Я тебе о нем рассказывал, что он сильно разбит и пуст, а сейчас в нем жизнь как в настоящем городе. Имеются телеграфы, кино и пр. Уже даже есть автобусы». Наконец, в следующем письме от 29 июня 1946 г. он подробно расписывает для матери возможность переезда в Кенигсберг: «Если ты не испугаешься ехать сама, то пиши мне скорей и приго- товь следующие документы: паспорт с отметкой о снятии с прописки, справка формы № 7 о снятии с продовольствия, пропуск можешь не брать, я его вышлю. Билет я тебе вышлю, так что покупать ты его не будешь. Мама! Самое главное, не теряйся, не смущайся трудностями дороги… Прошу тебя, приезжай, ты же уже несколько раз ездила на большие расстояния да еще со мной, когда я был маленький, а сейчас одна, это легче. Будем жить в Кенигсберге, здесь уже много населения, есть базар, магазины».
В письме от 19 ноября 1946 г. Юрий Иванович вновь поднял вопрос о своем пребывании в армии: «Я тебе уже несколько раз писал, что сейчас самым значительным моим жизненным вопросом является мое пребывание в армии, уйти в «гражданку» значит для меня жить и тогда я буду любить жизнь, а пока я здесь, мне жизнь не доставляет никакого удовольствия…». Не смотря на натянутость настроения, он старается не забывать о праздниках: «Пиши, как провели праздники, мы отметили неплохо: вышли, повеселились. Сегодня, 19 ноября, у нас еще один праздник: день артиллерии…».
Но в следующем году, в апреле, произошла долгожданная демоби- лизация. Летом 1947 г. он уехал в Москву и успешно поступил в МАрхИ. В одном из писем той поры даже поделился впечатлением от похода в кино: «Недавно смотрел фильм «Встреча на Эльбе», ведь ее снимали у нас в Калининграде». Можно сказать, это было последнее эхо войны в жизни Ю.И. Менякина, окончательно вставшего на путь архитектора и заслуженно прославившегося на этой стезе.
Письма военного периода, являясь живой и осязаемой связующей нитью поколений, сохраняют в себе не только историю семьи, но и пе- реживания, мысли участников исторических событий, мгновения из их жизни, о которых, как известно, не стоит «думать свысока». Война оставила у Ю.И. Менякина тяжелые воспоминания, как и у миллионов советских солдат и их родных, однако она не озлобила его, не взрастила в нем, например, ненависти к немецкой культуре и не убила внутри него чувство прекрасного. Напротив, за всю свою жизнь он создал множество замечательных памятников архитектуры, вершиной которых стали саратовские «Журавли» – средоточие теплой и светлой скорби о тех, кто не вернулся к родным лугам, полям, лесам, степям, в объятия родных и близких…
Закончить хотелось бы преисполненным искренне добрыми чувствами письмом, написанным в 1980-х гг. одним из фронтовых товарищей Юрия Ивановича, Виктором: «Юра, сынок, но какой же ты молодчага, юношей успел повоевать, после войны окончил школу и институт и, главное, замечательно работаешь, раз тебе доверили такой высокий пост крупного города, как главного архитектора. Создал и построил замечательный памятник воинам, погибшим за освобождение нашей родины. Мы участники войны и своими глазами видели, сколько полегло замечательных русских людей. Как остались мы живы, трудно представить, тут нам прямо повезло. Не стесняясь признаюсь – я всплакнул сейчас. Я горжусь, что мы с тобой не даром прожили эти годы, своими трудами мы многого достигли и люди достойно оценили наш скромный труд».
Для цитирования: Никулин М.В., Менякин И.Ю. «Я живу, нельзя сказать, по- прежнему, ведь и на войне бывает не все одинаково…». Великая Отечественная война и послевоенное восстановление в письмах Ю.И. Менякина // История и ис- торическая память: межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. А.В. Гладышева. Саратов: Сарат. гос. ун-т, 2024. Вып. 28/29. – С. 160-172.